пятница, 14 мая 2010 г.

Люсьен, он же Серж

Первый раз я увидела Сержа Гензбура в какой-то передаче, где он бормотал что-то в микрофон с видом абслоютно пьяного и давно не просыхающего человека. Рядом с ним пело юное прелестное создание, на которое он посматривал взглядом старого развратника. Этот взгляд ясно говрил о том, что он ее имеет и нисколько этим не дорожит.
Впоследствии я узнала, что Серж Гензбур презирал женщин и ненавидел свою внешность, якобы в его доме не было зеркал, а все стены его квартиры в Сен-Жермен были выкрашены черной краской. Что он любил деньги, роскошные вещи, что ему льстила любовь красивых женщин.
Прослушав его песни (на двух дисках было собрано лучшее), я была немного тронута судьбой простого кондуктора, оценила историческую революционность интимных вздохов внутри песен, посмеялась над старательным английским произношением... Но так и не смогла понять, за что же французы его так любят? Все лучшее, что он написал, морально устарело. Проза вообще никуда не годится. Жена пищит в верхнем регистре, хотя не может нормально петь и в среднем. Дочка... Вот дочка талантливая, но такая некрасивая...
Ни симпатии, ни понимания не вызвала во мне эта личность. Что он значит для французов, я так и не поняла.
Где-то прочитала, что это как Высоцкий для нас. Но Высоцкий никогда не был пошляком...

Софико Чиаурели французской провинции

Итак, хозяева наши оказались очень симпатичными людьми. Дочка по имени Дельфин поразила меня практически абсолютной идентичностью с мадемуазель Постик в исполнении Софико Чиаурели: мимика, интонации, манера говорить, темпераментность, все! Вообще интересно, как в те времена удалось снять фильм с настолько узнаваемыми французскими типажами? Ярмольник - это же вылитый Эмильен из Такси!
На второй день я уже понимала лучше, о чем говорит молодежь, но... не то, что они делают. Они внезапно отменили свой отъезд к отцу и решили отпраздновать день рождения младшего брата, которому неделю назад исполнилось 15. Нам пришлось мчаться за подарками. По совету Жеже я накупила несколько пакетов жевательных конфет, а Жеже купил в подарок DVD с каким-то рок-концертом, мне подарил 2 диска Сержа Гензбура, а себе - сборник советских военных песен. Вернувшись из магазина, он бросился к магнитофону и поставил свой диск.
"Соловьи" в исполнении хора им. Александрова на фоне бессмысленно веселых галльских физиономий я еще перенесла. Но потом Дельфин начала подпевать "Катюшу". От этого волосы у меня встали дыбом, и мы с Гришей ретировались в мансарду до окончания прослушивания.
Дальше все пошло спокойнее - мы выпили шампанского за здоровье юного длинноволосого галла, объелись раклетом с картошкой, а потом играли в "висельницу" на английском, чтобы вовлечь в игру и моего англоязычного сына.

Овер сюр Уаз

Город, где мы остановились, примечателен только тем, что там какое-то время жил Ван Гог. Если какой-то уголок был запечатлен Ван Гогом, то в этом месте установлена соответствующая репродукция.
Ни одной подлинной картины в городе нет, даже в гостинице, где жил художник, с прежних времен осталась только закусочная. Однако предприимчивые французы, не имея ни одного раритета, создали ни много ни мало Музей импрессионизма.
Он расположен в старинной усадьбе, которая не имеет ничего общего с импрессионизмом. Честно говоря, мне не хотелось туда идти. Я представила себе унылые залы с репродукциями картин и копиями старых фотографий.
Но все оказалось совсем не так. После небольшой вводной части, мы оказались в стилизованной гостиной конца 19 века, потом - в скорбной обстановке труда парижских швей и прачек, затем в борделе, потом посидели за столиками в Олимпии, просмотрев концерт в формате слайд-шоу из картин Тулуз Лотрека, потом мы перешли в зал ожидания
на вокзале в знак перехода от одного источника вдохновения импрессионистов - Парижа, к другому - лугам и деревням Прованса. В стилизованном поезде нам показали, как сменяют друг друга при движении пейзажи за окном, складываясь затем в известные картины.
В следующем зале был уже просто Аватар 3D - полная иллюзия нахождения внутри картины. А потом мы попали словно на огромную сцену: все стены и углы были погружены в черную пустоту, а прожекторы выхватывали из нее тут - пляж с шезлонгами, там - брошенный баркас, а вот - стог сена от Клода Моне, вызвавший самый большой восторг тем, что можно было собственноручно наводить на него прожектора разного цвета и чувствовать себя настоящим импрессионистом!

четверг, 13 мая 2010 г.

Была в Париже, и не только в нем одном

Бывают такие женщины, у которых всё идет впрок. Скисло молоко - сварганим оладушки, муж ушел к другой - квартира осталась, любовники им дарят машины, фирма оплачивает стажировки.
Я же выливаю скисшее молоко в унитаз, от мужа мне остается ребенок, любовники дарят только любовь, профессинальным совершенствованием занимаюсь сама... Вот написала и поняла, что звучит вовсе не удручающе!
Так и мое иррациональное стремление выучить французский дает мне массу новых, абсолютно бесполезных вещей: удовольствие произносить все эти нежные звуки, внезапные озарения в грамматике, в которой я вообще-то не вижу никакой логики, но иногда вдруг ощущаю, что там она просто другая (может, у меня даже есть шанс понять со временем мужскую логику?). Ну и, конечно, путешествия во Францию. Мне кажется ужасным путешествовать в стране, где ты не понимаешь, о чем говорят вокруг тебя люди, где ты - только источник заработка местных жителей, обитатель клубного отеля, пожиратель all inclusive.
И вот, воспользовавшись беспредельной добротой моего французского приятеля, мы с Гришей двинули на весенние каникулы во Францию. И сейчас я впервые попробую себя в жанре путевых заметок.
Мы прилетели в Париж 19 марта. Небо было таким же, как в Петербурге, то есть серым. Самолет долго ездил по летному полю, проезжал над автомобильными трассами, вообще, было ощущение, что пилоты решили доехать на нем до самого Парижа. Наконец, мы остановились и вышли. Аэропорт Шарль де Голль был пуст и погружался в сумерки. Мы все шли и шли, пока не пришли на перрон. Там надо было сесть в поезд, чтобы доехать до терминала. Почему ЭрФранс так паркуется? С авиакомпанией Россия у меня не было таких хлопот. Хорошо еще, что везде есть таблички со стрелками.
Получив багаж и расцеловавшись с Жеже, мы поехали к его родственнице, которая живет в Овер сюр Уаз, городе, где так печально закончил свою жизнь Ван Гог.

Вот здесь.
У Марис дом (на картинке - гостиница, где обитал Ван Гог), симпатичный и какой-то неприкаянный, с отваливающимися ручками, щеколдами, местами недозашитым потолком, треснувшими картонными дверями. Не удивительно, ведь в нем нет мужчины, но есть дети, своенравные, веселые, без комплексов, как, я полагаю, все французские дети. Эта орава из 3 подростков активно общается между собой, с "тантаном Жеже", с мамой и с собакой. Поняв, что со мной разговор идет не быстро, а с Гришей просто никак, они оставили нас в покое.
Ужин вышел веселым и совершенно абсурдным, так как я ничего не понимала в этом молниеносном обмене вопросами-ответами и шутками. Гриша прошипел: "А я думал, ты знаешь французский." Я ответила, что я тоже так думала.
Зато никто не мешал мне наслаждаться этим раблезианским изобилием: а ну-ка мечи, стаканы на стол и прочую посуду... Они наметали столько и такого вкусного! Как я люблю эту французскую колбасу, которая пахнет мышиным пометом (как утверждает моя мама), этот вонючий сыр с вином, свежий багет и устрицы с лимонным соком! Они долго переживали, говорили, что все это, дескать, антре, и надо бы мне еще пиццы, но я сказала твердое нет и выпила еще вина, а потом мы с Гришей поднялись в мансарду, которую я по случайности выторговала для ночлега. Просто Марис не должна была меня несколько раз спрашивать, как нам удобнее разместиться: с каждым разом ее объяснения становились все сложнее, пока я не сказала уверенное да и, вуаля, мы в комнате старшего мальчика, которого зовут Тибо (я, зная, что всех французов зовут Пат- или Фредерик, Франсуа, в крайнем случае, Жан-Пьер, сначала думала, что это никнейм такой - Petit Beau, Маленький Кросавчег).
В итоге я спала под распахнутым окном на матрасе на полу, как это было в последний раз в далеком детстве где-то у родственников на Черном море. У меня было фантастическое огромное одеяло в форме многоугольника. Количество углов я не смогла определить даже утром. А утро... оно было роскошным. Я проснулась в предрассветных сумерках от оглушительного птичьего ора. Где прятались эти певцы, было непонятно, - кругом были аккуратные садики с цветочными клумбами и редко стоящими, только начинающими распускаться деревьями. Но этот теплый весенний воздух и жизнеутверждающий птичий ор были так прекрасны, особенно когда ты всего несколько часов назад видела сугробы, среди них тоннели для машин с кривыми надписями "отрыто мной, не занимать", скользкие колдобины на тротуарах и т.д. т.п., чего хочется вообще никогда больше не вспоминать.
Утром мы поехали в Версаль. Не скажу, чтобы он меня сильно впечатлил, но тронул больше, чем несколько лет назад, когда я видела в нем только аналогию с Петергофом.
Глупость скажу, но все-таки это надо почувствовать: Версаль он такой французский, а Петергоф - такой русский. И когда видишь, КАК одно интерпретировано вторым, появляется странное ощущение.